Но эта особа так долго и так умело угадывала умонастроения толпы, что теперь, пожалуй, уже не угадывает ее мнение, а навязывает ей свое. При этой мысли желудок Тейсмана скрутило узлом: его сознание не могло совместить циничного манипулятора общественным мнение и пламенную пропагандистку, искренне убежденную в абсолютной ценности провозглашаемых ею идей. Женщина, таскавшая повсюду за собой пару горилл с единственной целью подчеркнуть свою значимость, женщина, чье ведомство специализировалось на промывании мозгов населения с помощью самой низкопробной лжи, годилась на роль преданного борца за народное счастье еще меньше, чем Томас Тейсман. Нельзя лгать так долго и так успешно, не понимая, что ты лжешь!
Или все-таки можно? Страшно подумать, но не могла ли она после стольких лет обладания неограниченной властью и неограниченными возможностями искажать истину, преподнося все и вся лишь в угодном ей свете, просто разучиться отличать правду от собственного вымысла. Тейсман знал офицеров из влиятельных семей Законодателей, павших жертвой того же явления. Эти люди прекрасно знали, что посылаемые ими наверх донесения имеют лишь косвенное отношение к действительности, но поскольку в силу их принадлежности к правящей касте никто не осмеливался подвергнуть эти доклады сомнению, привыкли, и в какой-то мере стали считать, что сказанное ими становится истиной. По той простой причине, что это изрекли они.
Кто во всей Народной Республике мог указать Корделии Рэнсом на ее ошибки? Говорить с ней на равных могли лишь Роб Пьер и Оскар Сен-Жюст, всеми же прочими каждое слово, освященное авторитетом Комитета по открытой информации, должно было восприниматься как божественное откровение!
Тейсман с ужасом понял, что дела в Республике обстоят еще хуже, чем он думал до последнего времени. По меньшей мере одна особа из высшего руководства державы, особа, облеченная властью принимать решения, от которых зависели жизнь или смерть Республики, принимала их на основе видения действительности, искаженного ее же собственным вымыслом!
– Мне трудно поручиться за каждого офицера, гражданка секретарь, – сказал адмирал после паузы, показавшейся ему затянувшейся до опасного предела, – но сам я никогда не сомневался в том, что деятельность военных должна быть подконтрольна политическому руководству.
Он говорил, тщательно подбирая слова, ибо прекрасно понимал, что никогда в жизни не подвергался большей опасности. Однако адмирал считал себя обязанным попытаться хоть в какой-то мере вернуть Рэнсом на стезю разума. Поскольку, похоже, больше было некому.
Голова его трещала, ладони взмокли от пота, но страх парадоксальным образом придавал мыслям и словам особую четкость.
– Что же до моей обеспокоенности, касающейся Денебских соглашений, то она связана отчасти с проблемой инспекторов Лиги, а отчасти, прошу прощения, с фактически полученными мною косвенными указаниями политического характера.
– Что еще за «косвенные политические указания»? – с подозрением спросила Рэнсом.
– Комитет по открытой информации всегда подчеркивал, что Народная Республика обращается с пленными «должным образом». Хотя это понятие никогда не конкретизировалось, представители всех звездных наций, включая инспекторов Лиги, всегда трактовали его в духе Денебских соглашений. Я понимаю, что во всякой войне, а тем более в войне мировоззрений дезинформация противника играет немаловажную роль, однако никаких инструкций от руководства, касающихся необходимости вводить противника и наблюдателей в заблуждение по данному вопросу, я не получал – соответственно, считал необходимым действовать в соответствии с Соглашениями и ориентировал на это своих подчиненных. По моему мнению, воинский начальник просто не имеет права занять другую позицию, не получив на то прямых указаний от представителей Комитета…
– Понятно, – протянула Рэнсом, закинула ногу на ногу и склонила голову набок. Несколько мгновений она молчала, а потом уже гораздо менее холодным тоном сказала: – А знаете, гражданин адмирал, я ведь никогда не рассматривала данную проблему в таком ракурсе. Здесь имеет место явная недоработка Комитета. Если мы хотим, чтобы наши командиры действовали в строгом соответствии с политическим курсом, нам прежде всего надлежит довести суть этого курса до сведения исполнителей. Верно? – Корделия поджала губы и медленно кивнула. – Да, конечно. Даже странно, что это не пришло в голову мне самой. Мы должны четко разъяснять суть нашей политики, добиваясь правильного ее понимания. При встрече с секретарем Сен-Жюстом я непременно подниму вопрос о необходимости разработки и распространения надлежащих директив.
– Уверен, мэм, Комитет примет правильное решение, – отозвался Тейсман, искренне надеясь, что Пьер и Сен-Жюст сумеют поставить эту женщину на место, – но пока новые директивы не получены, могу ли я высказать свои соображения относительно желательного характера наших действий?
– Разумеется, – разрешила Рэнсом почти любезно.
– Спасибо.
Тейсман сдержал желание утереть лоб и дружелюбным, рассудительным тоном, не позволяя догадаться, что тщательный подбор слов дается ему очень непросто, начал излагать свои соображения:
– Исходя из чисто практических соображений, я считаю разумным применять принципы Соглашений к основной массе военнопленных, с тем чтобы командиры не могли принимать не согласующихся с названными принципами решений без конкретных указаний сверху.
Рэнсом открыла было рот, и он поднял руку, желая закончить мысль.