Рэнсом хмыкнула и, чуть расслабившись, задумчиво сложила руки на груди. Через некоторое время она вновь, но уже не столь резко покачала головой и сказала:
– Ладно, положим, ты прав. Но она все равно опасна. Толпа видит в ней спасительницу Комитета от Уравнителей: многие на нее чуть не молятся. Но, черт побери, на самом-то деле мы понятия не имеем, собиралась ли она нас спасать! Не исключено, что не разбейся ее бот, она по инерции покончила бы после них и с нами.
– Не исключено, – согласился Пьер, – однако если такое и могло произойти, то именно по инерции. Уверен, – подчеркивая уверенность голосом, он едва не перестарался, – заранее она ничего подобного не планировала. Не из любви к нам, разумеется, а из простого расчета. Комитет худо-бедно, но обладает в глазах населения определенной легитимностью, хотя бы потому, что за шесть лет многие просто свыклись с нашим пребыванием у власти. Что, скажи на милость, получила бы она, уничтожив нас? Вспомни, ее решение прийти к нам на выручку поддержал лишь один флагманский корабль. Неужели ты думаешь, что путч в ее исполнении – особенно с учетом ее всем известных амбиций – был бы поддержан всем Флотом?
– Сдается мне, – хмуро пробормотала Рэнсом, – ты стараешься убедить во всем этом не столько меня, сколько себя. Но если признать твою правоту по этому пункту, не находишь ли ты, что в твои доводы вкралось противоречие? Если командование Флота видит в ней политикана, а мы, введя ее в Комитет, окончательно утвердим офицерский корпус в этом мнении, то с какой стати это должно обеспечить поддержку Комитета со стороны военных?
– Да с той, что, даже имея репутацию политикана, она является одним из лучших боевых командиров, и всем это прекрасно известно, – ответил Сен-Жюст. – Ее компетентность ни у кого не вызывает сомнений. Таким образом, кандидатура Эстер подходит по всем параметрам: все знают ее как действительно отменного флотоводца, однако общеизвестные политические амбиции не позволят ей опасно сблизиться с остальной военной верхушкой.
– Если она так уж чертовски хороша, то почему же мы потеряли Звезду Тревора? – требовательно спросила Рэнсом.
Пьер прикрыл рукой улыбку. Ведомство Корделии превратило названную базу в некую мифическую точку, дальше которой отступление невозможно. Даже он сам предлагал ей снизить накал риторики, однако пропагандисты без устали призвали «лечь костьми на этом последнем, священном рубеже». Нельзя, конечно, было не признать, что система действительно имела огромное стратегическое значение: утрата ее стала тяжким ударом, во многом и вынудившим руководство задуматься о допуске в Комитет представителя военных. Однако в масштабах всей Республики потеря одной, пусть и важной системы еще не являлась катастрофой. Во всяком случае, лучше было лишиться ее, чем Народного Флота, окончательное разложение и деморализация которого в связи с уходом со «священного рубежа» вовсе не являлись целью Комитета.
– Звезду Тревора мы потеряли по той простой причине, – ответил он Рэнсом, – что и корабли у монти лучше, и технология. Не говоря уж о том, что благодаря нашей «мудрой» политике повального отстрела потерпевших поражение командиров мантикорские офицеры набираются боевого опыта, а наши нет. Став покойником, воевать не научишься.
Его язвительный тон заставил ее глаза удивленно расшириться, и Пьер улыбнулся.
– Возможно, МакКвин и не смогла удержать систему, но, по крайней мере, заставила монти понести тяжелые потери. По существу, учитывая относительные размеры наших флотов, пропорциональные потери Альянса были, возможно, даже выше, чем наши, по крайней мере до первого боя. К тому же в ходе этой операции ее капитаны и командиры эскадр приобрели немалый опыт. Примерно треть из них мы перераспределили по другим флотам, что улучшило кадровый состав Флота в целом. Что же до конечного итога битвы, то его можно было предсказать три года назад, когда намерение Белой Гавани захватить систему сделалось очевидным. Именно по этой причине я забрал оттуда МакКвин и заставил Жирарди принять удар на себя.
Рэнсом подняла бровь, и Пьер пожал плечами.
– Она была мне нужна, а учитывая особенности нашей кадровой политики, у нас просто не осталось бы другого выхода, кроме как расстрелять ее после неизбежного отступления. Полагаю, – добавил он с кривой усмешкой, – что это был один из самых блестящих моих ходов за все время войны.
Рэнсом снова хмыкнула и, хмуро уставясь в столешницу, пробормотала:
– Но с чего ты взял, что для этого дела тебе нужна именно МакКвин? Скажу по правде: чем больше ты ее нахваливаешь, тем меньше мне это нравится. На кой нам сдалась столь компетентная особа?
– Компетентность компетентности рознь, – уверенно заявил Пьер. – Свое дело она знает превосходно, но чтобы вникнуть в особенности нашего, ей потребуется время. Мы с Оскаром будем за ней присматривать и если углядим излишнюю прыть… ну что ж, бывают же несчастные случаи.
– Конечно, – добавил Сен-Жюст, – она не лишена недостатков, но все же предпочтительнее следующего кандидата в списке.
– А кто следующий? – осведомилась Рэнсом.
– До нашего налета на торговые пути монти в Силезии, обернувшегося против нас самих, лучшим вариантом виделось назначение Хавьера Жискара. Но на данный момент он совершенно не годится, во всяком случае до поры. Его политические взгляды даже более приемлемы для нас, чем взгляды МакКвин – комиссар Причарт отзывается о нем весьма одобрительно, – и случившееся, по правде сказать, не было его виной. Между нами говоря, это мы, отозвав его, совершили ошибку. Но, так или иначе, мы его отозвали, и официально он наказан за «свой» просчет. Это пустая формальность: он нам нужен, и мы не можем позволить себе пустить его в расход, однако слишком поспешная реабилитация была бы политической ошибкой.